А если это любовь?

Для некоторых девушек лучшие друзья всей жизни — это бриллианты, для других — помады, кремы и шампуни. Оля Третьякова рассказывает о своем романе с косметикой длиной в жизнь.

Год 1994-й, мне 18. Я приехала через весь город в магазин косметики, чтобы купить свою первую помаду Lancome. В огромном зале скучают четыре продавщицы. В ассортименте – шампунь «Кря-кря», стиральный порошок «Лотос», пара польских кремов и две помады Lancome. Как они сюда попали – загадка. Вроде как валютный магазин «Березка» разгружал закрома. Продавщицы темнят, но уверяют, что помады – из Франции, не польская подделка. Цена – 6 рублей. Дорого ли? За проезд на автобусе от дома я заплатила 5 копеек.

Я прошу посмотреть поближе, одна из продавщиц показывает мне их – из своих рук, конечно. Вдруг я украду или, что хуже, испорчу, потрогав пальцем? Помад две – чуть красноватая и слегка оранжеватая. Сейчас бы я сказала: кармин и лососевая. Я рассматриваю их вечность, но так и не могу между ними выбрать.

Через два дня приезжаю с подругой, и мы смотрим на них вместе. Железный футляр с выбитым на крышке цветком кажется посланием из будущего, настолько он не похож на косметику, к которой я привыкла. В этом мире будущего у меня будет сто таких помад, нет, тысяча, я стану менять их каждый день, а неподошедшие раздаривать друзьям. «Ага, размечталась, — говорит подруга. – Бери оранжевую». Но я сомневаюсь. Может, все-таки красную? Продавщицы нас не гонят: в огромном пустом зале мы для них хоть какое-то развлечение.

Придя в магазин в пятый раз, понимаю: я никогда не смогу сделать выбор между красной и оранжевой. Как можно купить только одну, когда тебе нужно десять? Но у меня всего 6 рублей. Продавщица, заметив меня, говорит: «Осталась только оранжевая».

Так я становлюсь обладательницей своей первой помады Lancome. Или не Lancome?.. Как я ни искала в сети фотографии того стального футлярчика с тиснением, так и не нашла. Не было его в истории марки. Но я не знала об этом до тех пор, пока не появился интернет.

Я любила косметику с тех пор, как себя помню.

Лет в 5 делала средства для умывания из мыльной воды и бабушкиных духов. Все закончилось, когда бабуля унюхала на мне свой драгоценный «Сардоникс» и навешала люлей.

Став постарше, стала делать супершампунь: сливала в один пузырёк «Кря-Кря», «Березку» и «Крапивный». Потом, таясь, добавляла несколько капель дефицитных прибалтийских духов «Мифа» (получение люлей было ещё свежо в памяти), — все, мегасредство готово. Им я мыла волосы. Неудивительно, что они потом не росли.

Моя мама всегда пользовалась кремом: утром и вечером. А по выходным делала маски из ломтиков огурца, сырого яйца или переспелой клубники. Я, конечно, все за ней повторяла. Моими любимыми масками были клубничные: их можно было слизывать со щек, насколько хватало длины языка.

Я очень хотела быть красивой, как мама. Чтобы я не посягала на ее крем, она купила мне собственный, детский, польский, в пластиковой банке со слоном. Я мазала им все подряд, от носа до пяток. Он долго впитывался, я ходила вся скользкая. Зато как мама — красивая!

Шампунь у меня тоже был свой. Но, увы, даже не «Кря-кря». После экспериментов у бабушки волосы росли медленно и были такими жиденькими, что, казалось, вся макушка в проплешинах. Так что мама мыла мне их пивными дрожжами. В газетах писали, что косы от этого гуще и лучше растут. А газетам в те времена было принято верить.

Впрочем, развал СССР, перестройка и тотальное недоверие к власти и их СМИ были уже на пороге. Границы открылись, в магазинах появились неведомые товары, а на ТВ – реклама. Это сейчас мы ее переключаем. А когда-то смотрели с восторгом, даже обсуждали. Реклама была такой яркой – куда ярче бледных, словно выцветших советских фильмов. Да, сегодня эти выцветшие фильмы выглядят стильно. Но тогда всем хотелось картинок из красивой жизни. Как в рекламе.

Самым красивым из всех роликов был тот, где снималась Стефани Сеймур. Это была реклама шампуня Elseve.

Я доставала папин фотоаппарат «Киев-19» и фотографировала ее прямо с экрана. Записать и поставить на паузу – о чем вы? Видеомагнитофоны тогда только-только появились в специальных салонах.

Так что я фотографировала Стефани, а потом разворачивала фотоаппарат к себе, ставила на выдержку (то есть автотаймер) и снимала себя, повторяя самые красивые позы модели.

А чтобы волосы у меня были такими же шикарными, я мечтала купить тот самый шампунь. Я не сомневалась: если мыть им голову, однажды меня тоже возьмут сниматься в рекламу.

Но в Туле, где я жила, Elseve не продавался. Мы с папой ездили за ним в Москву, в ГУМ (или в ЦУМ? До сих пор их путаю!). Там, отстояв километровую очередь, можно было купить два пузырька волшебного средства по цене 3 рубля 50 копеек. Чтобы получить еще два, надо было отстоять очередь заново, а у нас ещё были дела. Вообще-то мы с папой ездили в Москву за продуктами, а за Elseve просто заезжали по пути.

Шампунь этот я обожала. Какой же у него был запах! Горьковатый, свежий, ни на что не похожий. Он оставался на волосах ещё долго. Ощущая его, я чувствовала себя такой же прекрасной, как Стефани Сеймур.

Свой первый Elseve я купила в том же году, что и первую помаду Lancome. С тех пор мой мир никогда не был прежним.

Нельзя сказать, что в 1990-х совсем нельзя было достать косметику. Из Прибалтики везли помады, из Польши — многоэтажные наборы «все в одном»: тени, блеск для губ, пудра, румяна, даже маленькая тушь. Качество дрянное, зато цветовое многообразие — немыслимое. Зелёная тушь? Легко! Чёрная помада? Запросто. Конечно, они казались экзотикой: ну кто в здравом уме захочет красить ресницы зелёным, а губы — чёрным?

Лично я всегда красилась одинаково. В 1990-е считалось, что надо найти свой стиль и отточить его до совершенства. Моя рутина была неизменной.

Сначала — пудра. Начитавшись советов в журналах, я считала, что тональные кремы вредны — кожа под ними не дышит. Впрочем, в те времена они были теми ещё замазками.

Поэтому — пудра. Givenchy Prisme (точнее, Givenchy Le Prisme Miroir Compact Eclair Flash 2 NIB Pressed Powder & Brush). Разделена на сектора: жёлтый, зелёный, нюдовый и коричневый. Оттенки можно смешать кистью или нанести по отдельности на разные зоны лица. Мои таланты в макияже были скромными, поэтому я смешивала. Это давало ровный матовой тон примерно того же цвета, что и кожа. Или нет? Это никого особо не парило. Важен был сам факт макияжа — считалось, что показаться на публике с голым лицом неприлично. Качество мейка было вторичным.

Тени — сразу на все верхнее веко. Лучше светлые: зеленые и синие — только для деревенских продавщиц. Румяна наносили так: закусить щеки и провести полосу от виска к середине щеки. Растушевать? Не, не слышали. Тушь на ресницы — необязательно. У меня свои были и длинные, и чёрные, и закрученные. Красить брови? Что вы, зачем?! Лучше выщипать в ниточку — такие тогда были тренды. Помада с перламутром — очень модно. Самая модная — розовая, потому что красный перламутр выглядит странно.

Вскоре, впрочем, каждый из этих трендов был объявлен вне закона. Пришла эра кремовых помад. От них хотели невозможного: стойкость — до вечера, яркость — на весь день. Оставлять отпечатки на чашке или бокале считалось неприличным, след надо было быстро стирать салфеткой после каждого глотка. Или вот вам лайфхак: сначала облизать край бокала, потом очень осторожно отпить. А потом — все равно стереть с него следы. Черт…

Кроме кремовых помад, были и стойкие. То, что сейчас называют тинтами. Они были с сюрпризом: цвет в футляре виден, а тот, что проявлялся потом на губах, надо было ещё угадать. Он мог оказаться каким угодно: красным, розовым, темно-бордовым и даже почти синим. Держался стойко, словно тату. Но этих помад все боялись. Неизвестно же, что в них, какая химия. А химия в одном предложении с косметикой всегда означало опасность.

Впрочем, помада у меня была хорошая — та самая первая Lancome.

Её я вымазала до капли (остатки — спичкой, обёрнутой ваткой), а пустой флакончик выкинула. Зря, конечно.

В 1998 случился дефолт, уже второй. На момент первого мне было всего 15, и основной удар приняли родители. В этот раз взрослой была уже я.

Работы в родной Туле не было, я уехала в Москву. Москва уже тогда была отдельным миром, государством в государстве. Здесь было можно найти все, в том числе и крутую косметику. Жаль, на неё совсем не было денег.

Но время шло, рубль становился крепче, а заработки — стабильней. Появились магазины «Л’Этуаль». Точнее, первый открылся ещё в конце 1990-х, но деньги на него лично у меня — разве что в начале 2000-х.

Я приходила туда за кремами. Моей первой покупкой была трехступенчатая система Clinique. Мыло, очищающий лосьон и лосьон увлажняющий. Все — без запаха, для жирной, вечно воспалённой кожи. Мне казалось, это идеальный уход. Шутка ли, целых три этапа! Только много позже я узнала, что это далеко не все, что требуется коже, чтобы чувствовать себя хорошо.

А тогда казалось — вау. До этого я много лет боролась с акне, оно появилось в подростковом возрасте и последовало со мной во взрослую жизнь. Каждый месяц — ручная чистка: косметолог давил прыщи, которые даже не успевали заживать. Вместо каждого удаленного появлялись два новых. «Надо потерпеть, — говорила мне эта жестокая женщина, глядя, как у меня из глаз льются слезы. — Потом спасибо мне скажешь». Но прыщи все прибавлялись.

Знакомая аптекарь выписала мне «болтушку» — цинковую смесь, которую готовили по запросу и выдавали по рецепту. Ею надо было мазать лицо дважды в день. Кожа слезала клочьями. “Ничего, — говорила знакомая, — надо просто потерпеть. Ты же хочешь чистую кожу?” Я хотела. Так что ходила на чистки и мазала лицо цинковой мазью. Что-что вы говорите, сходить к дерматологу или попросить совета в интернете? 1990-е, напоминаю. Интернет ещё не стал широко доступным, а советы по красоте печатали в журналах. С начала 1980-х они не сильно изменились. В них все так же предлагали мыть волосы пивными дрожжами и умывать жирную кожу ромашкой.

А к дерматологу я сходила. Он был в городе один и принимал в кожвендиспансере. Сидеть в очереди под плакатом «СПИД не спит!» было страшно — в те времени считалось, что им можно было заразиться через прикосновение.

Врач, даже не выслушав меня, отправил сдавать кровь на сифилис. Зачем, поразилась я? Неужели вы думаете, что я им больна? «Да нет, — ответил врач, — мы всех посылаем. Даже если у вас «мнетолькоспросить».

Взгляды окружающих касались мне осуждающими. Пришла в КВД — значит, болеешь ЗППП. В то время мнение окружающих было очень важно. А осуждение, даже воображаемое, вызывало мучительный стыд. В общем, я сидела в очереди, вытирала слезы и мечтала провалиться сквозь землю.

«Ну, что у тебя?» — сказал врач, когда я, зареванная, вернулась в кабинет. Бегло осмотрел моё лицо, выслушал сбивчивые жалобы. Пожал плечами — мол, только время отнимаешь своими глупостями. И посоветовал почаще протирать лицо спиртом.

В какой-то момент я сдалась. Что ж, если мне жить с прыщами всю оставшуюся жизнь, проживу её весело, несмотря ни на что. И вместо цинковой болтушки куплю себе крем Clinique.

Не знаю, что помогло больше — крем или все-таки то, что я перестала так мучить кожу, но прыщей стало меньше. Clinique был свидетелем первой победы моей самооценки. Тогда я поняла: иногда, чтобы справиться с проблемой, надо на неё немножко подзабить.

Знание стоило денег: мыло, крем и лосьон обошлись мне в месячную зарплату. По сравнению с грошовой болтушкой — просто космические деньги. Но для меня Clinique стоил каждой потраченной копейки.

Когда средства закончились (два из трёх, если честно: умываться с мылом я так и не полюбила), я купила их ещё, а потом ещё. Не помню момент, когда соблазнилась чем-то у другой марки, но он точно был, потому что в однажды кремам стало тесно на моей полочке в ванной, и я переставила часть в холодильник.

При выборе средств я задавалась двумя прямо противоположными целями: сушить и увлажнять. В то время матирующий увлажняющий крем — это был оксиморон. Для каждой цели требовалось отдельное средство. Первой служили цинковая мазь и спиртовые лосьоны. Второй — средства с… нет, не знаю, с чем. Тогда никто не читал состав и не выносил на упаковку ингредиенты. Никто не проводил связи между увлажнением и гиалуроновой кислотой.

Кремы делились на люксовые, лечебные и дешёвые. Про первые было известно немного. «Роскошную текстуру» и «потрясающий аромат» могли позволить себе только звезды с наглухо зафотошопленных обложек и шикарные женщины. Лечебные кремы продавались в лаконичных (а чаще просто страшненьких) упаковках.

Clinique, пожалуй, был в то время единственной маркой, игравшей сразу и в люкс, и в аптеку. Для покупки средств не был нужен рецепт, упаковки были яркими и красивыми, но покупка обставлялась как врачебная консультация. Тестирование кожи, продавцы в белых халатах… Только кровь на сифилис не надо было сдавать.

Третьей категорией косметики была «дешевая». Она продавалась в хозяйственных магазинах. Кремы стояли на полках вперемешку с коробками стирального порошка и средствами для прочистки труб. Когда у меня не было денег на Clinique, я приходила туда за Oil of Olaz (сейчас он называется Olay).

А как насчёт макияжа? За прошедшие годы он почти не изменился. Правда, я купила тональный крем, чтобы замазывать прыщи. Не каждый день, конечно, только в крайних случаях. В то время все верили, что тональный крем забивает поры и провоцирует высыпания.

В начале 2000-х у меня появились первые тени Chanel – однушка Ombre Irreelle оттенка Venus. Нежно-розовые с жемчужным сиянием. Они скорее были хайлайтером, чем тенями, но такого слова еще никто не знал.

Знакомая любительница декоративной косметики (слово «визажист» я ещё тоже не слышала) научила меня с их помощью делать свежий вид и маскировать синяки под глазами. Для этого нужно было взять большую кисть и нанести тени под нижнее веко до самой скулы. «Тени блестят и отвлекают от синяков,» — сказала мне знакомая. Я поверила. На маскировку несуществующих синяков я извела пять или шесть коробок этих теней. Верхнее веко красила ими же. Они были шикарными и действительно придавали мне тот самый свежий вид. А свежесть была мне нужна. Я жила в Реутове, а работала на Тверской, в здании «Московских новостей». Рабочий день начинался в 10, выходить из дома надо было не позже 8. В полном коматозе ехать в набитой маршрутке до Выхино, досыпая по пути. Потом — минут двадцать двигаться в плотной толпе ко входу к метро Выхино. После — ехать, едва дыша среди таких же сонных тружеников офисов.

Так что тени Chanel были спасением.

Для кого-то жизненные периоды отмечаются любимыми песнями (или любимыми мужчинами), а для меня – любимыми тюбиками, банками и флакончиками.

Моя первая работа в Москве пахнет Les Belles, Nina Richi. Аромат помидорной ботвы, матовый зеленый с флакончик – царевна-змея, да и только. Зато в розовой короне.

Матирующая пудра Clinique была со мной все мое недолгое замужество.

В реанимацию после рождения сына медсестра тайком принесла целую косметичку с сокровищами. Среди кремов, зубной щетки и геля для умывания в ней лежала моя любимая ярко-оранжевая помада Estee Lauder. Но она мне тогда совершенно не пригодилась.

Блески Maybelline Baby Lips появились тогда, когда денег стало хватать на любую косметику. Ароматные крошки-малышки стоили копейки, но я любила их больше любого люкса, везде носила с собой и всем расхваливала. Как раз в этот момент я пришла в Beauty Insider. Но это уже совсем другая история.

А зачем я вам все это рассказала?.. Ну, потому что это любовь. А о любви иногда очень важно поговорить, правда же?